Лисина. Развитие познавательной активности детей в ходе общения со взрослыми и сверстниками

РАЗВИТИЕ ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ АКТИВНОСТИ ДЕТЕЙ В ХОДЕ ОБЩЕНИЯ СО ВЗРОСЛЫМИ И СВЕРСТНИКАМИ

М. И. ЛИСИНА

Более десяти лет в лаборатории психологии детей раннего и дошкольного возраста проводится изучение влияния общения на развитие познавательной активности ребенка. Цель нашей статьи — изложить результаты, полученные в ходе исследования. Однако предварительно нужно уточнить понятия, которыми мы оперируем.

1. ПОНЯТИЕ ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ АКТИВНОСТИ

Активность. Понятие «активность» примерно одинаково часто применяется в психологин и смежных науках для обозначения трех неодинаковых явлений: 1) определенной, конкретной деятельности индивида; в романских и англо-германских языках для двух разных русских терминов — деятельность и активность — существует только один термин (например, в английском языке — activity), 2) состояния, противоположного пассивности, но это не обязательно актуальная деятельность, а, может быть, всего лишь готовность к деятельности, состояние, близкое к тому, что обозначается терминами алертность, уровень бодрствования, и, наконец, 3) для обозначения инициативности, или явления, противоположного реактивности: в этом случае подчеркивается тот факт, что субъект действовал по своему почину, внутренне вовлеченно, а не реагировал бездумно, подобно машине.

Итак, активность — деятельность, активность — готовность к деятельности и активность — инициативность. В выделенных трех вариантах (а их, бесспорно, намного больше) при существенных различиях есть и общая часть: та, где они взаимно перекрываются. Общим, совпадающим является указание на наличие энергии и ее мобилизованность. Когда психологи употребляют термин «активность» без всяких дополнительных определений, они обычно имеют в виду как раз центральный энергетический заряд, кроющийся в обозначаемых им вариантах явлений. Поэтому синонимом «активности» выступают такие словосочетания, как «умственная энергия» (Ч. Спирмен), «нервно-психическая энергия» (А. Ф. Лазурский). Понимаемая таким образом активность естественно рассматривается как «генеральный фактор одаренности» и важная «основа классификации личностей» (см. [22; 250—251]).

В советской психологии активность постоянно связывают с деятельностью, а в структуре деятельности — прежде всего с таким ее звеном, как потребность. Так, в работах А. М. Матюшкина мы читаем о потребностях как «внутренних источниках активности» [28; 31]. Тесная связь активности с потребностями деятельности обусловливает и их неразрывную связь с эмоциональными переживаниями. В. С. Юркевич справедливо отмечает, что при всем разнобое в определении потребностей подавляющее большинство авторов (она упоминает Б. Г. Ананьева, Л. И. Божович, В. С. Мерлина и др.) соглашаются, что потребность — это «нужда человека, отражаемая им в форме эмоционально окрашенного переживания» [41; 4]. Следовательно, активность рождается из состояния, имеющего насыщенный эмоциональный тон. Но этим дело не кончается. «Удовлетворение всякой потребности — любой — обязательно сопровождается радостью, удовольствием, положительными эмоциями», — отмечает далее В. С. Юркевич [41; 32]. Не случайно возник даже специальный термин — «эмоциональная активация» [8], где

эмоциональные переживания рассматриваются как неотъемлемое условие успешной мыслительной деятельности человека и в то же время интерпретируются не традиционно, как реакция субъекта на достижения в решении задач, а по-новому, как способ его активации в ходе размышлений. Не случайно в недавно опубликованном сборнике «Психологические исследования интеллектуальной деятельности» [35] целый ряд статей посвящен проблеме интеллектуальных эмоций.

Согласно Г. М. Бреславу, такие эмоции соотносятся с действиями в уме, и более точно называть их «умственными эмоциями» [6; 65]. Содержательно раскрывает существо и функции умственных эмоций И. А. Васильев. Они не только возникают в ходе мышления, но и направляются на сам мыслительный процесс, «соотносятся с отдельными его фазами. Именно такая направленность и определяет возможность эмоциональной регуляции мыслительной деятельности» [7; 56]. Тесная связь активности человека с эмоциями дает важный показатель в руки психолога, исследующего активность у маленьких детей.

Психическая активность. В последние два десятилетия широкое применение получил также термин «психическая активность», определяемый почти синонимически активности вообще. Так, Н. С. Лейтес, Э. А. Голубева и Б. Р. Кадыров пишут: «Под психической активностью в самом общем виде можно понимать меру взаимодействия субъекта с окружающей действительностью» [23; 114]. Разнообразие и разнородность явлений, соотносимых с психической активностью, вызвали стремление исследователей разобраться с видимой пестротой фактов. Были высказаны обобщающие предположения о том, что психическая активность есть компонент темперамента [31], а ее уровень связан с уровнем возбуждения, создаваемого в лобных структурах коры восходящими влияниями ретикулярной формации среднего мозга [32].

В последующем были выделены «некоторые формально-динамические особенности психической активности: ...легкость пробуждения активности, ее напряженность, длительность сохранения и др.» [19; 133]; иногда они формулировались немного иначе, например как две группы признаков; 1) потребность в деятельности и 2) напряженность и энергичность самих действий [22; 251]. М. В. Бодунов предпринял попытку показать структуру формально-динамических особенностей активности личности [5]. Указав, что в симптомокомплекс активности личности обычно включали три основных аспекта: 1) индивидуальный темп совершения действия, 2) потребность в напряженной деятельности и 3) стремление к разнообразной деятельности, автор высказывает мнение, что активность — не единый суммарный индекс, оцениваемый по набору формально-динамических показателей, что он имеет многомерную структуру, в которой разные аспекты могут быть относительно независимыми. С помощью факторного анализа М. В. Бодунов показал устойчивую трехмерную структуру формально-динамических сторон активности, включающую скоростной, эргический (связанный с потребностью в напряженной деятельности) аспект, а также аспект, связанный с потребностью в разнообразии и новизне. Определение «психическая», присовокупляемое к существительному «активность», в приведенных выше случаях вызвано, по нашему мнению, вовсе не желанием ограничить объем понятия. Мы старались показать, что, говоря о психической активности, авторы имеют в виду примерно то же самое содержание, что и психологи, говорившие об активности вообще. Необходимость в определении «психическая» возникла, видимо, потому, что разговор о психической активности ведется в русле психофизиологического исследования, и психическая активность сопоставляется со свойством активированности. И хотя «активность» и «активированность» звучат неодинаково, различие между терминами тонкое и нуждается в дополнительном усилении.

Но что такое свойство активированности? Э. А. Голубева с сотрудниками выделила индивидуальный уровень активации — свойство активированности. В автореферате своей докторской диссертации она трактует его как «безусловно-рефлекторный баланс возбуждения

и торможения, выражающийся в параметрах устойчивых характеристик разных людей по соотношению активирующих и инактивирующих влияний в их энцефалограммах» [14; 27]. Характеристиками индивидуального уровня активации в работах Э. А. Голубевой с сотрудниками служат ЭЭГ-показатели: альфа-комплекс, гармоники и амплитуда вертекс-потенциала. Перечисленные показатели рассматриваются как природные особенности отдельных людей, определяющие у них уровень активированности. Ссылаясь на данные Н. Н. Даниловой [16] и их интерпретацию Е. Н. Соколовым [38], Э. А. Голубева указывает, что «важнейшим компонентом активности является, по-видимому, ориентировочно-исследовательская деятельность. И нельзя недооценивать роль ее безусловно-ориентировочной основы — ориентировочного рефлекса как многокомпонентной безусловной неспецифической реакции организма на новизну» [15; 13].

Вместе с тем работы Э. А. Голубевой, а также Н. С. Лейтеса и их сотрудников показывают сложное отношение между природными особенностями, обусловливающими уровень активации, и психической активностью. Так, в диссертации Б. Р. Кадырова [20] выяснилась U-образная зависимость между ними, объясняемая сознательной, выработанной установкой на новизну в группе низкоактивированных лиц, которая обеспечивает достижение ими уровня высокоактивированных лиц, имеющих непосредственную тягу к разнообразию.

Исследование психической активности позволяет представить структуру активности, выделить ее отдельные аспекты, понять их связь между собой. Оно подчеркивает природную основу индивидуальных особенностей активности и одновременно свидетельствует о возможности компенсации низкой природной активации путем прижизненной выработки индивидуального стиля поведения и деятельности.

Умственная активность. Это понятие имеет более ограниченный объем, чем активность вообще или активность психическая. Его центральное ядро составляют когнитивные функции и процессы. Д. Б. Богоявленская и И. А. Петухова определяют умственную активность как «потребность в умственной деятельности» [4; 156], а у Н. С. Лейтеса мы читаем дополненную и расширенную формулировку, указывающую, что «умственная активность... во многом выражает природно обусловленную потребность в умственных впечатлениях и умственных усилиях» [22; 252]. При этом речь идет прежде всего о широкой любознательности, какими бы психологическими средствами она ни реализовалась: интеллектуальными, перцептивными или даже чисто сенсорными.

Особое внимание привлекает генетический подход к исследованию умственной активности, представленный в книге Н. С. Лейтеса «Умственные способности и возраст». Автор полагает, что наряду с саморегуляцией активность — это одно из двух универсальных условий деятельности на всех уровнях «от элементарного движения до сложнейших видов творчества» [22; 251]. Вместе с тем он утверждает, что «умственная активность присуща каждому здоровому ребенку» [22; 252], хотя и в разной степени. Он придает динамическим свойствам умственной активности исключительно важную роль в становлении общих способностей. Обширный материал собственных наблюдений приводит Н. С. Лейтеса к выводу о том, что «каждый большой период школьного детства — это и качественно своеобразная ступень развития активности» [22; 253]. Утверждение Н. С. Лейтеса о качественном преобразовании умственной активности с возрастом представляется нам чрезвычайно продуктивным для специалистов, работающих в области генетической психологии. Нет сомнения, что оно распространяется не только на школьный возраст, о чем подробно рассказано в книге Н. С. Лейтеса, но и на все предыдущие этапы детства. Правда, в отношении первых месяцев и лет жизни соответствующая экспериментальная и теоретическая работа еще не проделана и ожидает своего часа.

Интеллектуальная активность. В последние годы часто употребляется еще более узкое понятие в ряду «активность» — психическая активность —

умственная активность — понятие интеллектуальной активности. Оно обозначает только мыслительную (а не вообще когнитивную) деятельность, да еще развертывающуюся в своеобразных условиях. Выдвижение и наиболее частое использование термина связано с работами Д. Б. Богоявленской. В одной из последних публикаций, совместной с И. А. Петуховой, Д. Б. Богоявленская пишет: «Интеллектуальная активность является интегральным свойством некоторой гипотетической системы, основными компонентами (подсистемами) которой выступают интеллектуальные (общие умственные способности) и неинтеллектуальные (прежде всего мотивационные) факторы умственной деятельности. При этом интеллектуальная активность не сводится ни к тем, ни к другим в отдельности» [4; 155]. В той же книге М. Р. Гинзбург, подготовивший кандидатскую диссертацию под руководством Д. Б. Богоявленской, пишет, что «интеллектуальная активность является адекватной единицей, отражающей процесс взаимодействия познавательных и мотивационных характеристик творчества в их единстве» [11; 163].

В определениях выясняется значение соединения в понятии интеллектуальной активности умственных способностей с особыми мотивами. Их характер раскрывается в других работах упомянутых выше и других авторов, где речь ведется о явлении креативности. Самым простым определением креативности нам представляются слова В. Н. Пушкина о том, что в работах Богоявленской показателем креативного уровня является попытка испытуемого создать теорию по поводу той совокупности простых задач, которые он решает в опытах. Самостоятельная постановка проблемы, отмечал В. Н. Пушкин, отличается от обычного полагания ситуативной цели переходом на тот более абстрактный уровень деятельности, который носит название обобщения. Поэтому внутреннее целеполагание, лежащее в основе высоких форм интеллектуальной активности, можно назвать обобщенным целеполаганием [36; 74—87].

Явление креативности представляет, несомненно, выдающийся интерес для психолога. И не потому, что это «главный фактор, общий для всех проявлений активной преобразующей деятельности человека» [3; 98]. Оно позволяет охарактеризовать качественно, по содержанию, тот особый уровень активности, который им обозначается, в то время как до сих пор речь шла о формально-динамических аспектах активности. Думается, что содержательность характеристики активности через вскрытие способности субъекта к внутреннему, «спонтанному» целеполаганию — главная ценность феномена креативности и соответствующего понятия.

Правда, в работах по креативности пока остается невыясненным генезис этой особенности человека. В одной из статей [2] Д. Б. Богоявленская бегло замечает, что креативность не была обнаружена у дошкольников. По данным М. Р. Гинзбурга, она выше у лиц с познавательной ориентацией [11]; действие же факторов социально-психологического происхождения, интерферирующих с познавательной потребностью (к таким факторам он относит потребность в социальном одобрении, в оправдании своей самооценки и т. д.), тормозит интеллектуальную активность. По справедливому замечанию А. М. Матюшкина [28; 32], в работах Д. Б. Богоявленской остаются скрытыми генетически первичные условия, породившие тот или иной тип активности, тот или иной ее уровень. Исследователю остается только задача диагностического выявления творческой активности.

В этом отношении исследования интеллектуальной активности, значительно продвигая нас в понимании содержания соответствующей способности человека, возвращают вместе с тем несколько вспять в выяснении ее происхождения и условий развития сравнительно с теми достижениями, которыми нас обогатили работы по умственной активности.

Познавательная активность. Понятие познавательной активности (ПА) вот уже около двух десятилетий используют сотрудники лаборатории психологии детей раннего и дошкольного возраста, занятые изучением психического развития детей первых семи лет жизни в ходе общения с окружающими людьми ([12], [24], [29] и др.).

Его используют и другие исследователи (см., например, [42]), но не столь систематически.

Выдвижению этого понятия предшествовало экспериментальное изучение у маленьких детей познавательной деятельности. Даже в первом полугодии жизни у младенца можно наблюдать сложно построенную деятельность, включающую все важнейшие структурные элементы — потребности, мотивы, действия, а не только простые операции, возникающие почти автоматически под влиянием запускающего их внешнего раздражителя [25]. Познавательная деятельность имеет специфический предмет и результат: ее предметом является информация, заключенная в предмете, на который направлено внимание ребенка, а ее результатом— отражение свойств предмета, их образ [17].

Мы полагаем, что ПА занимает в деятельности структурное место, близкое к уровню потребности. Это состояние готовности к познавательной деятельности, то состояние, которое предшествует деятельности и порождает ее. Активность чревата деятельностью. Понятие ПА имеет для нас важный смысл. Психолог не может наблюдать потребность в открытом виде: она недоступна глазу. То, что мы видим, измеряем и регистрируем в эксперименте, суть действия. Отправляясь от них, мы можем умозаключить о свойствах потребности, о ее количественных и качественных параметрах. И вот в этом мысленном движении извне внутрь мы и проходим промежуточную стадию, именуемую термином «активность»: деятельность — активность — потребность. Активность — это потребность, уже отягощенная материей движения и слов, предвкушений и воспоминаний. Говоря, что субъект испытывает потребность, мы обычно доказываем это ссылками на последующую деятельность, которую он затем развивает. Говоря, что субъект познавательно активен, перечисляем состояния, еще не являющиеся деятельностью, но уже свидетельствующие о готовности к ней (признаки интереса, внимание, сигналы о настройке на начало работы). Поэтому понятие активности имеет право на гражданство, а обозначаемое им явление заслуживает пристального изучения. Очень близко к нему понятие любознательности, или любопытства, особенно распространенное в англоязычной психологической литературе ([43], [44], [45] и др.). В нем тоже подчеркивается потребность в новой информации, готовность к ее переработке, ее инициативный и целеустремленный поиск.

2. ГИПОТЕЗА О ПРИРОДЕ И НЕКОТОРЫХ ФАКТОРАХ РАЗВИТИЯ ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ АКТИВНОСТИ

Краткий обзор материалов, представленный выше, заставляет признать значение природных предпосылок в определении активности субъекта, в том числе, очевидно, и его ПА. В особенности ясно выступает значение безусловного ориентировочного рефлекса. Как известно, И. П. Павлов видел в нем начало пути к любознательности, «которая создает науку, дающую и обещающую нам высочайшую, безграничную ориентировку в окружающем мире» [33; 30—31]. Однако уже в работах психофизиологического направления природные предпосылки вовсе не рассматриваются в качестве единственного условия, фатально предопределяющего уровень активности субъекта. Выясняется, что в течение жизни на этой основе формируются компенсаторные образования. А благоприятный опыт общения способствует повышению первоначально очень низких порогов пассивно-оборонительного рефлекса, которые постепенно становятся выше порогов ориентировочно-исследовательского рефлекса и вытесняются этим последним [39].

Опыты с животными убедительно свидетельствуют об огромном влиянии условий жизни на уровень ориентировочной деятельности (вспомним наблюдения Павлова [33] над трусливыми собаками с сильной нервной системой, выросшими в условиях резко ограниченной свободы, или эксперименты Х. и М. Харлоу [49] с детенышами макак-резусов, воспитанными в изоляции от других особей и проявлявшими затем крайнюю робость в новой обстановке).

Описаны и дети с крайне неразвитым ориентировочно-исследовательским

поведением вследствие дефицита общения со взрослыми. Джанис Гибсон приводит обзор работ, показывающих зависимость исследовательского поведения детей от контактов со взрослыми [48; 226—227]. При госпитализме, вызванном отсутствием связей с близкими взрослыми, обязательно отмечается пассивность [51]. Пониженная инициативность детей — отличительная черта и стертых форм «современного госпитализма», описываемого венгерскими психологами [9], [18] и американскими авторами [46].

И, напротив, при нормальном развитии познавательная активность достигает очень высокого уровня. Американский психолог Бертон Уайт пишет по этому поводу: «У детенышей животных известна стадия крайнего любопытства. У ребенка психологи ее пока не «застолбили», но нет сомнения, что где-то на первом году жизни такой этап есть. Любой восьмимесячный ребенок невероятно любопытен, и это очень важно: ничто не имеет более фундаментального значения для последующего развития, чем бескорыстное любопытство» [52; 112, 222].

На сегодняшний день можно считать хорошо доказанным благоприятное влияние высокого уровня познавательной активности на развитие детей и, наоборот, есть все основания тревожиться, видя, что ребенок вял, пассивен, безынициативен.

Но как помочь ребенку повысить уровень познавательной активности? И можно ли вообще целенаправленно изменить последнюю? До сих пор психологи были в основном заняты тем, что выясняли уровень активности, присущий данному индивиду (ставили диагноз), и стремились упорядочить разнородные явления, относящиеся к сфере активности. Лишь относительно немногие работы содержат ободряющие сведения: они указывают на существенные количественные, да и качественные изменения активности в детские годы (вспомним взрывы активности у вундеркиндов, описанные Н. С. Лейтесом), свидетельствуют о построении компенсаторных механизмов у детей с неблагоприятным комплексом инактивированности [20], показывают изменение активности под влиянием социально-психологических факторов [11].

Очевидно, уровень ПА не остается неизменной характеристикой человека, зависящей только от особенностей его нервной системы. Возьмем на себя смелость утверждать, что уровень активности, обнаруживаемый человеком на разных этапах жизни, зависит от его природных задатков отчасти. Решающим же образом его определяют в первые месяцы и годы жизни влияния, испытываемые ребенком из окружающей среды. При этом главную роль среди таких влияний играет общение ребенка с людьми, прежде всего — взрослыми, отношения с которыми опосредствуют отношения ребенка со всем остальным миром.

Значение общения с другими людьми для развития ПА мы выводим из того широкого биологического смысла, который имеет в жизни ребенка ПА и такая ее важная часть, как ориентировочно-исследовательская активность: она обеспечивает приспособление ребенка к новым обстоятельствам путем наступательного стиля поведения. Но при крайней беспомощности маленького ребенка и большой продолжительности такого его состояния смелость ребенка оказывается оправданной только в том случае, если его оберегают старшие. Длительное младенчество на любой стадии филогенеза обязательно связано с родительской опекой, а степень беспомощности детеныша — с уровнем внимания и заботы взрослых особей [34], [40]. Ослабление заботливой любви старших неминуемо усиливает оборонительные тенденции и повышение порогов ориентировочно-исследовательского поведения.

В пользу высказанного утверждения свидетельствует группа негативных фактов, полученных в специфических условиях госпитализма. Но при всей их яркости им все же не хватает, по нашему мнению, настоящей убедительности, потому что при госпитализме массивно страдает вся нервно-психическая организация ребенка, и остаются неясными тонкий механизм связи дефицита общения ребенка с взрослым и задержки в развитии его познавательной активности. (Сто́ит ли говорить о недостаточной любознательности

младенцев в сиротском приюте, где, по данным Спитца [51], почти три четверти воспитанников погибает, не дожив до года?)

Значительно более убедительными и содержательными могут стать позитивные факты, полученные в результате специальных занятий с детьми, в формирующих опытах с ними. Нам не удалось пока встретить в психологической литературе систематически собранные факты о развитии познавательной активности детей под влиянием их специально организованного общения с окружающими людьми. Это побудило нас организовать собственные экспериментальные исследования поставленного вопроса.

Мы решили выяснить, влияет ли общение со взрослыми и со сверстниками на уровень ПА детей. Наше предположение состояло в том, что общение с окружающими людьми ведет к повышению уровня ПА. Это исходное предположение получило ряд уточнений, из которых мы подчеркнем два основных: 1) мы считали, что развитию ПА способствует не всякое общение, а только такое, которое адекватно возрасту ребенка и по своему количеству, и — что самое важное — по своему качеству. Определяя адекватную форму общения, мы опирались на собственные многолетние исследования генезиса общения детей первых семи лет жизни с окружающими людьми; 2) при этом мы полагали, что механизм связи ПА с общением и пути влияния второго на первое могут оказаться неодинаковыми на разных этапах детства, и поэтому потребуется каждый раз выяснять их особо.

Актуальность исследования влияния общения на развитие ПА ребенка мы связываем с тем значением, которое приобретают в последнее время вопросы повышения эффективности обучения детей и подготовки их к школе в семье и дошкольных детских учреждениях. Практическое значение результатов работы определяется возможностью целенаправленно использовать для развития любознательности детей их контакты со взрослыми и со сверстниками, которые пока что для этой цели используются недостаточно или не используются совсем. Мы полагаем также, что экспериментальное изучение влияния общения с окружающими людьми на ПА маленьких детей имеет и большое теоретическое значение. В конечном счете оно обещает дать детерминистическое объяснение активности, о котором говорил Н. С. Лейтес [22]: из сферы феноменов, лишь диагностируемых и измеряемых, активность может стать на этом пути целенаправленно управляемой. Значение такой возможности трудно переоценить.

Перейдем к рассмотрению результатов. Мы сгруппируем их в зависимости от возраста испытуемых и начнем с самых маленьких.

3. РЕЗУЛЬТАТЫ ОПЫТОВ

А. Влияние общения на развитие ПА у младенцев

Первая работа была выполнена нами около пятнадцати лет назад.

Для опытов были отобраны 8 детей первого полугодия жизни, воспитывавшиеся в Доме ребенка. Они составили экспериментальную группу (ЭГ). С каждым из них было проведено по 30 занятий; продолжительность всего цикла составила два месяца. Каждое занятие длилось 8 минут и включало эмоционально-словесные воздействия взрослого (улыбку, поглаживание, ласковый разговор), вызывавшие бурную радость детей. До начала занятий, после 15-го и после 30-го занятий проводилась группа проб на выявление ПА детей. Показатели ЭГ сопоставлялись с показателями 20 детей из контрольных групп (КГ) того же возраста (два или четыре месяца к началу занятий), воспитывавшихся в том же закрытом детском учреждении (Дом ребенка). Занятия общением с детьми контрольной группы не проводились.

Сопоставление первого и второго замеров выявило определенные различия между детьми в пользу ЭГ. Сравнение первого и третьего замеров позволило установить статистически значимую разницу между группами по 38 % показателей, или по 66 параметрам. Оказалось, что: 1) у детей ЭГ была больше длительность занятий с игрушками и число эмоциональных проявлений, 2) они выполняли больше ориентировочных действий, 3) продолжительнее обследовали предмет с использованием