Выготский. Проблема доминантных реакций

А. С. Выготский.

ПРОБЛЕМА ДОМИНАНТНЫХ РЕАКЦИЙ.

1. Проблема доминанты в человеческом поведении.

Представители нового направления в немецкой психологии, так называемой Gestalt-psychologie, Koffka, Wertheimer1 и др. совершенно справедливо упрекают оба крайних лагеря, на которые разбилась современная психологическая наука, — эмпирическую

психологию и психологию поведения — в одном общем грехе. Грех этот, одинаково присущий как субъективистам, так и сторонникам объективного метода, — есть крайний аналитизм. В основе одного и другого метода лежит никем явно не высказанная, но всеми молча признанная и пронизывающая все построения методологическая и принципиальная предпосылка: именно — представление о том, что психическая жизнь (для одних) или поведение человека (для других) складывается из некоторых простейших элементов, из мельчайших частиц объединяемых в Und-Summe, т.-е. в связь посредством союза И, по принципу простого сосуществования, совпадения во времени и пространстве. Для первых такими элементами будут ощущения, представления и пр.; из них возникает, как сложное целое из частей, психика. Для других роль начального элемента играет рефлекс, реакция; поведение есть совокупность (Und-Summe) рефлексов. При этом принципиально исключается изучение внутреннего, «природного», существенного в этих связях и совпадениях (между прочим, основное принципиальное допущение школы акад. Павлова); соединения элементов изучаются и трактуются как принципиально любые связи любых элементов.

Нам думается, что упрек этот справедлив, и что вопрос об изучении целостных форм поведения, поведения, а не рефлексов — есть вопрос жизни и смерти для объективной психологии. До тех пор, пока behaviorism будет искать «формулы, дающей нам движение всех ног бегущего животного с их изменяющимися скоростями, кривые дыхания, пульса»1 и т. д. — взамен законов, регулирующих поведение, как имеющее свой особый смысл целое (Ganz-Process); пока он будет итти от элементов к построению целого, а не, наоборот, из целого попытается понять смысл, значение и структуру его частей, — до тех пор он не сумеет найти водораздела между «физиологией мускулов и желез»,2 может быть физиологией нервной системы, экспериментальной биологией, с одной стороны, и психологией, как особой наукой о поведении, с другой.

Для изучения функций нервной системы метод аналитический есть принципиально верный, потому что факты поведения для этой науки суть симптомы нервных процессов. И сам метод условных рефлексов есть метод симптоматический по существу. Для психологии такая точка зрения убийственна. В лабораториях акад. Павлова изучается не поведение, а нервная система собаки. Это очень близко одно к другому. Но все же вовсе не одно и то же.

Кажется к таким выводам начинает приходить большинство психологов. Во всяком случае, всякий день множит факты, которые убедительно говорят, что построение поведения из рефлексов на манер «длинных цепей» (=Und-Summe) невозможно, что поведение не есть сумма реакций. Все настойчивее выдвигается необходимость изучать поведение как целое; искать законы, организующие это целое, руководящие отдельными реакциями, входящими в состав целого акта поведения, и придающие им смысл. Как бы ни был решен биологически спор о природе инстинкта — окажется ли он только цепевым рефлексом (акад. Павлов и его школа) или окажется несводимым к сумме рефлексов (Проф. Вагнер), — для психолога несомненно, что инстинкт первее рефлекса; что сам рефлекс должен быть понят, как остаточная часть инстинкта после расчленения его механизма; что так называемые рефлексы простейших суть для этих организмов и в условиях их жизни и структуры — инстинктивные реакции, целостные реакции поведения всего организма, по Вагнеру, а не частные реакции отправления того или другого органа. И так же точно ко всякому акту поведения должна подходить психология — из целого постигая его части, а не, наоборот, из частей построяя целое.

Вот несколько беглых фактов из области экспериментального исследования, подготовляющих путь для решения той проблемы, которую мы склонны считать центральной для нынешней психологии, — проблемы структуры целостных актов поведения. Уже в опытах акад. Павлова исследователям пришлось столкнуться с такими формами поведения, когда одни рефлекс вступает в конфликт с другим — и поведение животного не определяется уже более суммой наличных раздражителей и соответственных рефлексов, а некоторыми фактами, которые возникают из столкновения обоих рефлексов. Рефлекс плюс рефлекс оказывается не два рефлекса, а некая новая форма поведения. Правда, эти простейшие акты легко поддаются истолкованию, как процессы простейшего, почти механического взаимодействия. «Два рефлекса, — говорит акад. Павлов, — представляют собой буквально как бы две чашки весов.1 Но уже и представление весов есть некое сложное, динамическое целое, гораздо ближе стоящее к поведению, чем представление цепи, т.-е. простого механического соединения. И хотя здесь вместе с Павловым приходится признать «факт первостепенного значения числа и силы», все же не одна сила и число гирь и не они сами по себе определяют динамику весов, но еще и структура механизма весов. И вся сложная динамика «соотношения процессов возбуждения и торможения»,2 поскольку

она учитывает только «соотношение в силе» различных раздражителей, не раскрывает еще ни одного механизма поведения, как такового, а описывает и изучает условия деятельности нервной системы.

Гораздо ближе к проблеме поведения подошла школа проф. Ухтомского в учении о доминанте.1 Здесь в работах самого проф. Ухтомского и его сотрудников был формулирован чрезвычайно важный и плодотворный принцип, полагающий что «нормальное отправление органа в организме есть не предопределенное, раз навсегда неизменное качество данного органа, но функция от его состояния» (А. Ухтомский).2 Руководящая и организующая роль главенствующего очага возбуждения в нервной системе, который подавляет и тормозит деятельность одних центров, отклоняет и направляет возбуждения, исходящие от других, придает единство и строй всей работе нервной системы в целом, — вот то самое ценное для психологии, что выдвинула новая физиология. Вслед за Sherrington’ом, эти авторы стали утверждать, что рефлекс зависит от поведения, а не поведение от рефлекса, что «нервная система функционирует как целое».3 Этим и разрушается представление о поведении как цепи рефлексов. Рефлекс, взятый вне поведения, как целого, в составе которого он получает смысл, как часть, оказывается просто абстракцией. И весьма вероятно утверждение проф. Ухтомского, что «в высших этажах и в коре полушарии принцип доминанты является физиологической основой акта внимания и предметного мышления». Из этого предположения мы исходим в настоящем исследовании.

Sherrington в учении об «ассоциации спинномозговых рефлексов и принципе общего поля»4 вскрыл подобные же факты применительно к нижним этажам нервной системы. «Интегрирующая деятельность нервной системы» выдвигается на первый план. Механизмом этой интеграции является борьба различных групп рецепторов за общее двигательное поле. «Благодаря этому принципу в каждый момент создается единство действия». И этот механизм, в конечном счете, приводящий к «интерференции разнородных рефлексов и к сотрудничеству однородных», по мнению

автора, «служит основой коренного психического процесса — внимания».

Уже Féré в опытах с эргографом показал, что посторонние раздражители в виде звуков, совпадая с работой, т.-е. организованной формой поведения, могут усиливать и ослаблять очень значительно основную реакцию.1 Проверенные в лаборатории акад. В. Бехтерева Л. Васильевым эти факты подтвердились в самом существенном и основном.2

Совершенно аналогичные факты можно во множестве подобрать у психологов-субъективистов при описании акта внимания. Помимо организующей, усиливающей и тормозящей деятельности внимания, психологи описали его «ускорительную силу» (Эббингауз), отклоняющую силу (опыты с компликацией Вундта, учение о моторной и сенсорной реакции). Эббингауз же отмечает, что в ряде исследований «очень простые и равномерные нарушения» (посторонние раздражения) не только не ухудшают результатов внимательной работы, но даже улучшают эти результаты, т.-е. усиливают концентрацию внимания.3

Подобные факты составляют необходимую предпосылку для формулировки проблемы, составившей предмет настоящего исследования. Было бы чрезвычайно заманчиво, опираясь на физиологические соображения и психологические наблюдения, в объективно-экспериментальном исследовании показать хотя бы простейшие формы образования целостного поведения, интегрального поведения. Было бы чрезвычайно важно закон доминанты перенести на поведение человека и испытать, не окажется ли и здесь приложимым этот принцип главенствующей реакции, выступающей в роли организатора всего поведения, как целого, и регулятора протекания прочих реакций. С другой стороны, было интересно проверить то предположение, что внимание (сосредоточение) является доминантным процессом. Но над всем этим возвышается основной вопрос: что придает поведению единство и целостность, что превращает сумму реакций в поведение, имеющее, как новое химическое тело, целый ряд новых свойств, не данных в его составных частях, и утерявшее целый ряд свойств, которыми обладали его составные части. Так, вода, хотя и есть не что иное, как H2O, не горит, как водород, и тушит огонь, чего не делает кислород.

2. Задача исследования и постановка опытов.

Задача исследования, как всегда, должна была сузить, уточнить и конкретизировать теоретическую проблему, чтоб сделать

ее возможной для экспериментального изучения. Задачу мы формулировали так: необходимо, прежде всего, обнаружить в реакции ту ее сторону, которая до сих пор в экспериментальной психологии не изучалась почти вовсе, и которой она обращена не к раздражителю, а к другой реакции. До сих пор реакция обычно изучалась, как таковая, как ответ на определенный стимул; в лучшем случае изучались условия ее протекания и связь двух или нескольких реакций. Здесь предстояло взглянуть на реакцию с совершенно иной стороны, изучить ее в новом аспекте — не в роли ответа на раздражение, а в новой роли — отклоняющей, тормозящей, усиливающей, направляющей, регулирующей протекание других реакций. В этой функции реакции виделась нам простейшая форма организации поведения, как целого. В отдаленной теоретической перспективе виделась нам в этой работе подготовительная ступень к изучению сознательного поведения с объективной стороны, потому что именно наличие чрезвычайно ярко и резко выраженных таких регулирующих и направляющих поведение реакций кажется нам отличительным и существеннейшим объективным признаком сознания. Нашей ближайшей целью было экспериментально вызвать такие реакции, которые бы регулировали поведение, а не только отвечали на раздражение.

Опыты были проведены в теснейшем сотрудничестве с тов. Г. М. Гагаевой, Л. В. Занковым, Л. С. Сахаровым и И. М. Соловьевым в лаборатории психологического института I Московского государственного университета под общим руководством директора института, проф. К. Н. Корнилова, в 1924 году. Эксперименты были поставлены таким образом, что испытуемому, находившемуся в другой комнате, предлагалось реагировать нажимом на ключ в ответ на звуковое раздражение (звуковой молоток Вундта). Одновременно с подачей раздражения экспериментатором приводились в движение стрелки хроноскопа Hipp’а. Испытуемый останавливал их. В ключ испытуемого были проведены контакты для нанесения электрокожного раздражения. Все опыты были разбиты на четыре серии. Во всех сериях основное звуковое раздражение (удар молотка) сопровождалось несистематически вкрапленными в серию побочными электрокожными раздражениями без предупреждения о том испытуемого. В первой серии — электрокожное раздражение наносилось в тот же палец, которым испытуемый реагировал, и вызывало само по себе, в своем отдельном действии, оборонительный рефлекс отдергивания руки. Реагировать на звук (удар молотка) нужно было нажимом на ключ, т. е. обратным движением. Таким образом, в этой серии мы имели время от времени столкновение двух раздражителей (звук + ток), из которых каждый сам по себе вызывал реакцию (движение пальца) в обратном направлении. Замыкание тока производилось одновременно (одним нажимом) для электрокожного

раздражения и для звукового молотка. Отдергивание руки (победа оборонительного рефлекса на ток) сказывалось в безостановочном вращении стрелок хроноскопа и учитывалось как минус — реакция.

Во второй серии — электрокожное раздражение наносилось время от времени на палец левой руки, положенный на ключ с контактами; реагировал же на звук испытуемый правой рукой, нажимая на ключ динамоскопа проф. К. Н. Корнилова,1 введенный в цепь хроноскопа Hipp’а. Таким образом, реакция регистрировалась одновременно на обоих аппаратах, что давало возможность учитывать ее длительность и интенсивность. Звонок, соединенный с ключом, находившимся под левой рукой, служил сигналом отрыва этой руки при электрическом раздражении. Здесь мы имели столкновение двух противоположно направленных раздражений, но связанных с реакциями разных органов: звук молотка — реакция правой руки; ток наносился в левую руку.

В третьей серии — условия эксперимента оставались те же, за исключением того, что испытуемому давалась инструкция реагировать на удар молотка обеими руками, нажимая оба ключа одновременно. Ключ с контактами был введен в цепь хроноскопа Hipp’а, и, следовательно, учитывалась длительность реакции левой руки (условия первой серии) и интенсивность реакции правой.

В четвертой серии — испытуемый реагировал, как в первой, одной правой рукой, но только не нажимая на ключ с контактами, а отрывая руку на удар молотка. Мы имели здесь, таким образом, при совпадении удара молотка с током, два раздражения, действующие в одном направлении или союзные.

Избранная нами методика опытов опиралась на временную и динамическую характеристику реакции интегральной (звук+ток) в сопоставлении ее с той же двоякой характеристикой реакции только на звук. Кроме того, были проведены опыты для установления нормальной силы и длительности простой звуковой реакции у тех же испытуемых. Во время этих опытов ток не применялся вовсе.

Избирая силу и длительность реакции, как объективные индикаторы регулирующей и отклоняющей деятельности основной реакции, мы ставили себе следующую конкретную задачу: показать, что безусловный рефлекс на побочное раздражение, совпадающее с основным (доминантным) процессом реакции, хотя и превосходит его бесконечно по силе, оказывается в подчиненном к нему отношении и направляется и регулируется в своем течении этой основной доминантной

реакцией, и что эта последняя таким образом, является, с одной стороны, ответом на раздражение, а с другой — регулятивной реакцией поведения. Разбивка на серии, имела в виду как бы преломить этот основной вопрос через призму разных модификаций опыта, чтоб обнаружить искомое явление с нескольких сторон и углов.

Всего в опытах участвовало 7 испытуемых; проведено было в общей сумме 2172 опыта (I серия — 460, II — 754, III — 552, IV — 406) без нормальных реакций. Всем испытуемым, принявшим участие в опытах,1 приношу благодарность от имени сотрудников и моего.

3. Результаты исследования.

Первая серия. Рассматривая полученные в первой серии результаты, мы видим (см. таблицу I), что полученные данные как-будто разноречивы. У двух испытуемых Д. и Рад. мы видим явное увеличение времени реакции при нанесении электрокожного раздражения; у двух других — уменьшение этого времени. (См. диагр. на табл. II.) Однако, и для тех и для другим мы видим следующий факт: в основном, электрокожное раздражение, сравнительно большой силы, попадая в палец, реагирующий в противоположном направлении, меняет свое направление. Мы видим явную «доминантность» основной реакции: ее подавляющее и отклоняющее действие на безусловный рефлекс. Двузначность цифровых результатов, думается нам, должна быть отнесена на счет возникающей борьбы между двумя противоположно направленными реакциями. Один рефлекс (субдоминантный) как бы «вычитывается» из другого (основного); доминанта побеждает, но замедляясь в собственном течении, часть времени тратя на подчинение встречного рефлекса.2 Отсюда эффект замедления интегральной реакции. В случаях ускорения мы имеем в субдоминантной реакции перемену знака (направления) и суммирование, сложение двух реакций, дающее их более быстрое протекание. Здесь следует отметить принципиально важный факт: противоположно направленное, встречное, сильное раздражение может не только не замедлять, но даже ускорять доминантную реакцию. Здесь оно явно служит доминанте.

Вторая серия. Здесь, при нанесении побочного раздражения в нереагирующий орган, мы встречаемся с новыми фактами. В правой руке, при раздражении электричеством

левой, мы имеем у трех испытуемых из четырех явное и значительное ускорение противоположно направленной доминантной реакции. (См. табл. I и III.) Но самое важное — мы имеем у всех четырех испытуемых усиление реакции в правой руке (доминанта) при раздражении левой. У испытуемой Д. это особенно ярко заметно: с 79 ее динамограмма поднимается до 128! (См. табл. IV и V.) Если в первой серии мы имели дело с механизмом борьбы за общее двигательное поле в смысле Sherrington’а, т.-е. столкновение реакций «лбом», и ставили реагирующую руку в необходимость сделать выбор между двумя противоположными движениями, то здесь мы имеем дело с распространением принципа доминанты на другой орган. Раздражение в левой руке сказывается (подчиняется) в реакции правой.

ТАБЛИЦА I.

Хронометрические данные по четырем сериям.

(— без электр.-кожн. раздражения; + с электр-кожн. раздражением.)

Но особенно любопытно сопоставление временной и динамической характеристики доминантной реакции правой руки. Доминантная реакция одновременно ускоряется и усиливается