Слово о Д. Б. Эльконине
Даниил Борисович Эльконин — большой, обаятельный человек с львиной гривой волос, обладавший огромной жизненной творческой силой, не просто профессионально изучал Человека: маленького в его возможностях, взрослого в его свершениях, он трепетно любил людей. Не случайно одно только упоминание имени Д. Б. Эльконина вызывает радость. Но тут же сжимается болью сердце — его уже нет рядом. А ведь он был таким молодым. Да, да, молодым. Конечно, по годам ему уже было за 80, но мы — и сорока, и пятидесятилетние — чувствовали себя старее.
В Данииле Борисовиче были и до конца его дней оставались, юношеская восторженность, юношеский задор и, говоря его же словами, «полная свобода, полное отсутствие каких бы то ни было внешних побудителей, приспособления и т. п.» (Эльконин Д. Б., 1989, № 4, с. 22). Все это сочеталось в Д. Б. Эльконине с жизненной мудростью, глубинами мудрого старца (в нем было что-то от знаменитой скульптуры Эрзя). Он не просто знал очень многое в жизни, науке, будучи всесторонне образованным человеком, проникающим в сущностные межнаучные связи, серьезно разбиравшимся в философии и истории, этнографии и антропологии, он понимал, понимал суть всех явлений, отношений. И особенно четко он чувствовал процесс развития. Он видел перспективу и дистанцию.
«...основное, что я сделал в своей жизни, — с полным правом заявил Даниил Борисович в своем последнем публичном выступлении, — это... попытка исторического понимания процессов детского развития» (там же, с. 23).
Такому пониманию способствовало счастливое переплетение научного мышления и художественного мировосприятия: Эльконина-мыслителя дополнял, обогащал Эльконин-художник (живописец, резчик по дереву). Я никогда не забуду эмоциональный взрыв Даниила Борисовича, который, попав в среднеазиатскую пустыню около Хивы, бегал по песчаным барханам и буквально кричал в восторге от обилия красок, от того, что пустыня живет.
Выдающийся ученый-психолог, разработавший ряд фундаментальных научных проблем, и тонкий экспериментатор, блестяще решавший прикладные психолого-педагогические задачи, Д. Б. Эльконин (1904—1984) был ярким, самобытным, исключительно порядочным человеком. Он принадлежит к всемирно известной научной школе Л. С. Выготского, учеником и соратником которого Даниил Борисович гордо и мужественно оставался в дни многолетних гонений на великого психолога, а не только во времена его славы.
Д. Б. Эльконин родился и провел детство в Полтавской губернии, где рано начал трудовую деятельность — два года проработав воспитателем в колонии для малолетних правонарушителей.
После окончания в 1927 г. педологического отделения педагогического факультета ЛГПИ им. А. И. Герцена он стал педологом-педагогом детской профамбулатории Октябрьской железной дороги, одновременно начав преподавательскую деятельность на кафедре педологии ЛГПИ им. А. И. Герцена.
Знаменательно, что первыми его учителями в большой науке стали знаменитый физиолог А. А. Ухтомский и не менее знаменитый психолог Л. С. Выготский, с которым Даниил Борисович в 1931 г. начал исследование проблем психологии детской игры.
Успешная научная деятельность сопровождалась восхождением по административной лестнице — в 1932 г. Д. Б. Эльконин стал заместителем директора по науке Ленинградского научно-практического педологического института. Однако после печально известного постановления «О педологических извращениях в системе Наркомпроса» (1936 г.) этот институт закрылся, а Д. Б. Эльконин лишился ученой степени кандидата наук и остался без работы.
Отказавшись согласиться с правильностью «партийной оценки» педологии как лженауки, молодой ученый предстал перед руководителем Ленинградской области (одним из руководителей страны) А. А. Ждановым.
Сохранилась архивная запись их беседы. О ней рассказал мне прочитавший эту запись еще в 50-х годах М. И. Кондаков. По его словам, это поразительный документ, свидетельствующий не просто о научной честности, но о бескомпромиссности Д. Б. Эльконина. Единственный из всех сотрудников Педологического института Даниил Борисович заявил
Первому секретарю Обкома, члену Политбюро партии, что «...не привык изменять убеждения за 24 часа».
Видавший виды партийный лидер был настолько поражен, что дал разрешение Д. Б. Эльконину работать в школе (то есть в идеологической сфере, куда люди с идеологически сомнительными взглядами не допускались).
Результатом учительской деятельности Д. Б. Эльконина явилось написание в 1938—1940 гг. Букваря, книги по русскому языку для школ народов Крайнего Севера и методических указаний к ним. В эти же годы Даниил Борисович подготовил и защитил в Ленинградском пединституте им. А. И. Герцена свою вторую кандидатскую диссертацию. Это было накануне Великой Отечественной войны.
Начав войну 2 июля 1941 г. добровольцем в народном ополчении, Д. Б. Эльконин окончил ее майором, награжденным многими боевыми орденами и медалями.
Вообще-то Даниил Борисович не очень охотно вспоминал военные годы (тем более, что война трагически оборвала жизнь двух его дочерей — Наташи и Гали и первой его жены Ц. П. Немановой, уничтоженных фашистами на Кавказе), но один эпизод воспроизводил с горьким юмором.
«Служил я в штабе Ленинградского фронта, — рассказывал Д. Б. Эльконин. — Вдруг вызывают меня в Особый отдел и спрашивают: Вы Эльконэн, финн? Нет, — отвечаю. — Я Эльконин, еврей. — О, это очень хорошо, — говорят мне особисты. Так что в тот момент мне помогло, что я еврей».
Пункт пятый в паспорте более никогда не помогал Д. Б. Эльконину. А помогали ему жить, творить сила духа, любовь к науке и неиссякаемый оптимизм.
Он был Оптимист с большой буквы, Оптимист, веривший в возможность перемен к лучшему и умевший внушать эту веру окружающим, что я неоднократно испытывал на себе.
С Даниилом Борисовичем у меня сложились теплые, доверительные отношения, которые, несмотря на существенную разницу в возрасте, переросли в дружбу.
Узнал я его еще в начале 60-х годов, когда директорствовал в специальной школе по перевоспитанию несовершеннолетних правонарушителей. Значительно ближе познакомился я с Даниилом Борисовичем при подготовке к защите в 1969 г. своей докторской диссертации на психологическом факультете МГУ, официальным оппонентом по
которой выступал Д. Б. Эльконин. Впоследствии наша дружба окрепла настолько, что мы и квартиры свои поменяли так, чтобы жить в одном доме (с 1976 г.).
Так вот, помню как-то, сидя в его уютном домашнем кабинете, я начал что-то бурчать о том, что все вокруг черно и плохо...
Даниил Борисович смотрел, смотрел на меня, а потом заметил: «Действительно, какой беспредел творится. А метро все же иногда работает. Так радуйся же, радуйся!»
Умение радоваться, несмотря ни на какие трудности находить возможности для творчества — было основанием всей жизнедеятельности Д. Б. Эльконина.
А в этой жизнедеятельности периоды более-менее благополучные сменялись весьма тяжелыми:
— Творческие удачи в совместной работе с А. А. Ухтомским и Л. С. Выготским, но вслед за этим «разоблачение» как педолога.
— Признание заслуг на фронте, но здесь же гибель семьи, которую сам и эвакуировал из Ленинграда на юг, где произошел прорыв обороны, а с ним уничтожение дочерей, жены.
— Успешная деятельность подполковника Д. Б. Эльконина в Московском областном военно-педагогическом институте Советской Армии, а в начале марта 1953 г. (как следствие «дела врачей») изгнание из него за «ошибки космополитического характера».
— Широкая известность не только в своей стране, но и за рубежом как крупнейшего детского психолога, способствующего внедрению новаторских идей в школу, и ряд тяжелейших хирургических операций.
Конечно, перенести эти тяжелые испытания помогала Даниилу Борисовичу семья, которую он обрел после войны — любящая жена Шева Цальевна, воспитавшая замечательного сына (ныне известного психолога Бориса Данииловича Эльконина, унаследовавшего от отца не только талант ученого, но и повышенную требовательность, высокую степень научной самокритичности) и неутомимо (с напористостью фронтового хирурга, которым она и была в годы войны) пытавшаяся «излечить» Даниила Борисовича от излишней доверчивости, житейской неприспособленности (и, кстати, активно «воспитывавшая» не только мужа, но и всех окружающих его психологов — всем нам «доставалось» и, слава Богу, все еще «достается» от Бебы, может
быть за исключением В. П. Зинченко — любовь к нему исключает критику со стороны Шевы Цальевны).
И все же, чтобы не просто выжить, но и плодотворно работать в науке, борясь к тому же с некоторыми влиятельными «действительными членами АПН» (где он оставался лишь членом-корреспондентом, посмеиваясь достаточно горько, что П. Я. Гальперин и Л. И. Божович вообще ни в какие члены АПН не были допущены), Д. Б. Эльконин должен был быть и был Оптимистом.
При этом он был бесконечно добрым, доброжелательным человеком, испытывавшим даже к явным недругам чувства не злобы, обиды, а скорее досады. Он щедро дарил научные идеи экспериментальные замыслы ученикам, сотрудникам, коллегам.
Как справедливо заметил В. П. Зинченко, «Д. Б. Эльконин не страшился научного пиратства, говоря, что с идеей нужно украсть и голову, а это даже в такой стране, как наша, сложновато» (1994, с. 46).
Но при всей доброте, бескорыстности, открытости людям Даниил Борисович Эльконин был ответственным и принципиальным человеком, жестко отстаивавшим научные позиции. «...Я, честно говоря, в детской, педагогической психологии, да и вообще в психологии до сих пор остаюсь человеком военным, — заявил 80-летний Д. Б. Эльконин, выступая на Ученом Совете Психологического института. — Я терпеть не могу никаких компромиссов, я терпеть не могу никакой пошлятины в науке, я терпеть не могу никакой необоснованности, нелогичности, я терпеть не могу ничего такого, что привносится в науку кроме ее собственной внутренней логики» (Эльконин Д. Б., 1989, № 4, с. 22). Но, что важно, при всем этом Даниил Борисович оставался скромным и корректным человеком. — «...Я могу быть не прав, — говорил он. — Кто у нас прав, а кто не прав, нам сейчас не дано (знать), об этом скажет история... Мне кажется, что среди тех, кого я знаю, гениев нету. Нет! Но что делать? Есть способные, талантливые. Я тоже немножко способный человек, но гениев я не вижу» (там же, с. 23).
Последние 30 лет своей жизни Д. Б. Эльконин работал в Психологическом институте АПН (ныне РАО), где последовательно руководил лабораториями психологии младшего школьника, психологии подростка, диагностики психического развития школьников (организовывал, налаживал