Этот сайт поддерживает версию для незрячих и слабовидящих

17

Особенности эмоционального восприятия у лиц

с девиантным сексуальным поведением

ДВОРЯНЧИКОВ Н. В.

к. психол. н., с. н. с. лаборатории судебной сексологии ГНЦСиСП им. В. П. Сербского, Москва

ИЛЬЕНКО А. А.

м. н. с. лаборатории судебной сексологии ГНЦСиСП им. В. П. Сербского, Москва

ЕНИКОЛОПОВ С. Н.

к. психол. н., доцент, рук. отдела клинической психологии
Научного центра психического здоровья РАМН, Москва

С целью изучения влияния особенностей эмоционального восприятия на сексуальное девиантное поведение обследовано 119 мужчин, 89 из которых совершили сексуальные правонарушения. Исследование показало, что у сексуальных правонарушителей существуют парциальные и сочетанные нарушения эмоциональной активности. Причем нарушение экспрессивного компонента эмоциональной активности выражено в равной мере у всех сексуальных правонарушителей. Описаны специфические установки коммуникативного поведения у лиц без расстройств сексуального влечения. В целом, сексуальные правонарушители отличаются снижением направленности на равноценные и близкие партнерские взаимоотношения, низкой эффективностью эмпатических усилий.

В работах, описывающих особенности выбора и отношения к объекту сексуального влечения у лиц с различными формами расстройств сексуального предпочтения, отмечается наличие специфических нарушений и искажений эмоционального восприятия сексуального партнера. Авторы, занимающиеся разработкой механизмов формирования, реализации и регуляции аномальной сексуальной активности, высказывают идею о существовании в сфере межличностного взаимодействия сексуальных преступников специфической или общей дефицитарности эмпатической способности, навыков интимности, социальных навыков и компетентности, особых когнитивных нарушений [13, 22, 39]. Существует достаточно много работ, свидетельствующих о наличии специфических нарушений в области эмоционального восприятия сексуального партнера. M. Cohen et al. [20] описывали сексуальных насильников, вытесняющих агрессию и предпочитающих в качестве объекта сексуального насилия незнакомых людей, что, по мнению авторов, способствует переносу собственных агрессивных импульсов. З. Старович [12] при описании отношения насильников к своим жертвам подчеркивал, что насильник не видит личности в своей жертве, а воспринимает ее лишь как символизирующий женщину фетиш, причем возраст и внешность женщины в этом случае не играют большой роли. По его мнению, сигналом к высвобождению агрессии для насильника служит отсутствие признаков обороны со стороны жертвы. Ссылаясь на данные M. Beisert, он указывает, что частой причиной сексуальных расстройств являются нарушения межличностной коммуникации. Сосредоточение внимания на собственной личности приводит к снижению интереса к личности партнера, нарушению восприятия, отсутствию внимания к содержанию контактов, специфическому формированию метакоммуникации. Речь идет о снижении количества метакоммуникантов (незнание языка общения, нарастающее чувство непонимания) или, наоборот, об их чрезмерном увеличении с целью манипулирования партнером, а также о создании неприемлемых метакоммуникантов (откладывание обсуждения возникших проблем, пренебрежение необходимостью диалога).

К. Имелинский [5] проявление зачатков перверсии видит в нарушении чуткости и “телесной целостности” партнера, а следующим, по его мнению, этапом становления перверсии является трактовка женщины как придатка к влагалищу. На основании проведенных исследований О. Д. Ситковская [11] говорит о такой специфике выбора объекта при сексуальном насилии, когда жертвой избирается слабый, неспособный оказать сопротивление человек. Особенностью межличностного восприятия у таких преступников является “полная девальвация ценности другого человека, превращение ее в антиценность”. Л. П. Конышева [6] отмечает, что если “компрометирующих” жертву факторов в виде ущербного социального статуса не было, то преступники сами пытались снизить статус жертвы: заставляли ее совершать унизительные действия, а вынужденное согласие трактовали как доказательство ущербности. Отмечается, что характерным для всех групп сексуальных правонарушителей является слабая выраженность коммуникативных установок на равноценные межпартнерские и межличностные отношения. Также было установлено, что специфическим для сексуального садизма является наличие существенного барьера при установлении равноценных субъект-субъектных отношений с партнером, значительных искажений когнитивного и эмоционального восприятия сексуального партнера, связанных с тенденцией к деперсонификации и эмоциональному безразличию в межличностном взаимоотношении [6].

Современные исследователи уделяют особое внимание эмпатическим способностям и социальной компетентности у лиц, совершивших сексуальные противоправные действия.

Нарушения эмпатии

Традиционно в литературе выделяется два компонента эмпатии: 1) когнитивный — способность распознавать чувства другого; 2) эмоциональный — эмоциональный ответ на полученную информацию [23].

По мнению D. Grubin [23], люди с садистическими фантазиями или сексуально агрессивные люди могут и не прибегать к противоправному сексуальному поведению, если они имеют сексуальные отношения с партнерами, соглашающимися на их поведение, или с проститутками. Автором выделяется три типа нарушения в “эмпатической пропускной способности”, обусловленной социальной или эмоциональной изоляцией: 1) нарушение когнитивного аспекта, проявляющееся в неспособности оценить реальное эмоциональное состояние жертвы; 2) нарушение

18

эмоционального компонента, проявляющееся в искажении эмоциональной реакции на страдания жертвы; 3) наличие способности к сопереживанию, но отсутствие его проявлений в специфических ситуациях, например в состояниях алкогольного, наркотического опьянения.

В то же время Д. Дайх (цит. по Лабунской В. А. [8]) в работе, посвященной анализу психологических особенностей лиц с садизмом, указывает, что способность садистов к эмпатии выражается в достаточно развитом умении представлять себе страдания и переживания жертвы. Автор считает, что речь идет о примитивном уровне развития эмпатии — эгоистической, на котором еще нет четкой границы между собственными переживаниями и автономными переживаниями другого.

W. L. Marshall et al [29] предлагают поэтапную модель процесса эмпатии, согласно которой выражение сочувствия вовлекает четыре последовательных процесса, включающих: 1) узнавание эмоции; 2) оценку перспективы; 3) эмоциональный ответ; 4) ответное решение. Авторы утверждают, что стадия узнавания эмоции, т. е. различение эмоционального состояния другого, является предпосылкой к последующим стадиям, т. е., чтобы понять эмоциональное состояние другого, нужно сначала узнать эмоцию. Второй этап, оценка перспективы, включает интерпретацию или оценку эмоционального состояния, которое было “узнано” на предыдущем этапе. Авторы отмечают, что оценка перспективы крайне важна для реализации сексуального агрессивного поведения — насильники неспособны оценивать состояние жертвы и поэтому продолжают нападать. Третья стадия, сопереживание или эмоциональный ответ, бывает нарушена у сексуальных насильников из-за ограниченного эмоционального репертуара. Наконец, четвертая стадия предполагает выбор поступка, действия, основываясь на информации, полученной на предыдущих стадиях эмпатического процесса. Авторы считают, что сексуальные преступники с сохранными первыми тремя этапами могут продолжать агрессивные действия в связи с нарушением способности принятия решения.

S. M. Hudson et al [25] провели исследование, направленное на изучение навыков узнавания эмоций у сексуальных преступников. Используя 36 слайдов с изображением мужчин и женщин, с различными выражениями лица (удивление, страх, отвращение, гнев, счастье, печаль), было проверено узнавание эмоций на выборке из 75 заключенных мужчин. Обнаружилось, что агрессивные несексуальные преступники оказались наиболее чувствительными к эмоциональным стимулам, в то время как сексуальные правонарушители были наименее чувствительны к ним. В обеих группах заключенных страх и гнев были наименее точно идентифицируемыми эмоциями. Страх часто идентифицировался как удивление. Исследователи комментируют, что интерпретация страха в качестве удивления может частично объяснять, почему сексуальные преступники часто неверно истолковывают поведение жертв как положительное во время сексуального нападения.

В той же статье S. M. Hudson et al. [25] сообщают об исследовании, в котором использовались рисунки взрослых и детей, взятые из субтеста “Эмоциональная экспрессии” из Теста Социального Интеллекта, предложенного M. O’Sullivan и V. P. Guilford [33]. Двадцать педофилов и столько же испытуемых контрольной группы заполнили IRI (Interpersonal Reactivity Index — Шкалу межличностной реактивности) [21]. Их попросили идентифицировать эмоции, изображенные в рисунках взрослых и детей. Контрольная группа была более точна, чем педофилы при идентификации эмоций, показанных в рисунках. Ни контрольная группа, ни педофилы достоверно не различались по способности идентифицировать эмоции детей от эмоций взрослых. Однако педофилы имеют баллы на IRI ниже, чем контрольная группа. Их способность идентифицировать детские эмоции положительно коррелирует с некоторыми подшкалами IRI (фантазия, эмпатическая забота и оценка перспектив) S. M. Hudson et al [25] заключили, что, хотя педофилы не обнаруживали ожидаемой дефицитарности в идентификации детских эмоций, они были достоверно менее точны, чем контрольная группа, в общей идентификации эмоциональных реакций.

Оба исследования, выполненные S. M. Hudson et al [25], демонстрируют, что сексуальные преступники имеют общую дефицитарность в узнавании эмоций и что, возможно, навык узнавания эмоции связан с эмпатической способностью.

D. Lisak и S. Ivan [28] оценивали уровень эмпатии в группе мужчин, допускающих возможность проявления сексуальной агрессии. В этом исследовании 149 человек из контрольной группы и 33 сообщивших о своей сексуальной агрессии мужчины заполнили шкалу эмпатии A. Mehrabian и N. Epstein как часть набора анкетных опросов. Агрессивные участники имели общий балл достоверно ниже, чем неагрессивные участники по этому опроснику. Общий балл по второму опроснику, FART (Facial Affect Recognition Task), также дифференцировал эти две группы. Агрессивные испытуемые были менее точны, чем неагрессивные в идентификации эмоций, изображаемых в картинах людей. Не имелось существенного различия в узнавании эмоций женщин. Авторы отметили, что агрессивные участники были более дефицитарными в узнавании эмоций и эмпатии. Данное исследование адекватно раскрывает стадию узнавания эмоций в модели Marshall W. L. et al [29]. Результаты наводят на размышления о дефицитарности эмпатического ответа из-за разрушения в начальной стадии процесса эмпатии у сексуально агрессивных индивидуумов.

Исследовался также второй компонент модели Marshall, т. е. оценка перспективы R. K. Hanson и H. Scott [24] обнаружили общий дефицит в этом навыке у сексуальных преступников только по отношению к взрослым жертвам. Интересно, что они также нашли отрицательные корреляции между дефицитарностью оценки перспектив и применением физического насилия и алкоголя. В частности было обнаружено, что у садистических преступников не нарушена способность к оценке перспектив.

Подобные исследования проводились и в отношении восприятия жертв насильниками [36] и педофилами, совершившими инцестуозные действия [34]. Были получены следующие результаты: преступник является довольно часто эгоцентричным и допускающим возможность совершения сексуальных действий с детьми. Он часто извращает реакции жертвы, ожидая от нее желания и наслаждения от сопротивления, что, вероятно, является следствием неспособности адекватно оценивать состояние другого человека.

J. F. Porter и J. W. Critelli [35] ближе всего подошли к исследованию четвертого этапа в процессе эмпатии, установив, что несексуально агрессивные мужчины в большей

19

степени подавляют внутренний диалог с собой при прослушивании аудиозаписей моделируемого насилия по сравнению с мужчинами, оценивающими себя как высоко сексуально агрессивных, что согласуется с данными о зависимости социально-компетентного выполнения задач от способности запрещать нежелательные когнитивные схемы [40].

Нарушения социальной компетентности

M. M. Christie, W. L. Marshall и R. D. Lanthier [19] утверждают, что многие насильники демонстрируют значительные трудности установления и поддержания социальных отношений, особенно с женщинами. Фактически, исследование B. Seidman, W. L. Marshall, S. M. Hudson и P. J. Robertson [37] указывает, что сексуальные преступники (насильники и педофилы) отмечают у себя большее одиночество и трудности установления близких отношений, по сравнению с испытуемыми контрольной группы.

Модель обработки информации социальных навыков и социальной компетентности [31] использовалась для проверки гипотезы относительно способности сексуальных преступников обрабатывать межличностные сигналы. Согласно R. M. McFall [32], модель была первоначально разработана для психологической оценки “различных детерминант компетентного и некомпетентного гетеросексуального поведения”. Автор указывает, что цель использования этой модели состоит в определении процессов и условий, которые приводят индивидуумов к сексуально ненормативному поведению. Он обращается к двухъярусной модели, в которой конструкты социальной компетентности и социальных навыков иерархически связаны. Компетентность — это базовая категория, относящаяся к процессу социального суждения, в котором поведение индивидуума оценивается другими. Автор доказывает, что компетентность релевантна ситуации (task-specific) и относительна, так как основана на выполнении индивидуумом идентификационной задачи. При этом оценка их выполнения подчинена предубеждениям и догадкам, используемым при анализе ситуации. Социальные навыки — зависимая категория, которая касается основных процессов, позволяющих индивидууму выполнять задачу в манере, оцениваемой как компетентная. Социальные навыки организованы в трехстадийную систему, через которую индивидуумы обрабатывают поступающую стимульную информацию и переводят ее в поведенческую продукцию.

Три стадии модели обработки социальной информации определяются автором как навыки расшифровки, принятия решения и выполнения. Навыки расшифровки, по его мнению, — “центростремительные” процессы, вовлеченные в получение, восприятие и интерпретацию поступающей стимульной информации. Навыки принятия решения — “центральные” процессы, благодаря которым ситуация преобразовывается в определенную поведенческую программу, выполняемую в третьей стадии. Шаги, вовлеченные в этот процесс, включают ответы-выборы, соответствие их требованиям задачи, отбор лучшего выбора, поиск выбора в поведенческом репертуаре и оценку субъективной полезности выбора. Отыгрывание, или навыки выполнения, — центробежные процессы, которые включают гибкое ответное действие, контроль его последствий и внесение изменений в случае необходимости. Согласно автору, все эти компоненты необходимы в претворении социально компетентного поведения. Дефициты в любом или всех этих этапах могут вести к дефектам в поведении.

Одно из первых исследований этой модели проводилось D. N. Lipton et al [27]. Проверяемая гипотеза состояла в том, что насильники будут интерпретировать отрицательные межличностные сигналы женщин при взаимодействии с партнером во время видеосъемки как положительные, что, в свою очередь, вело бы к последующим неадекватным сексуальным посягательствам. Было обнаружено, что насильники достоверно менее точны в интерпретации женских социальных выражений, чем агрессивные и неагрессивные несексуальные преступники. Это было особенно очевидно в ситуациях, в которых женские реплики могли интерпретироваться как относительно неоднозначные. Результаты также показали, что насильники были менее точны в интерпретации женских реплик по сравнению с мужскими.

E. C. McDonel [30] для исследования связи между сексуальной агрессией и навыками интерпетации эмоционального состояния провел эксперимент на нормативной мужской популяции (студенты колледжа). Он выдвигал гипотезу, согласно которой точность узнавания эмоций в гетеросексуальном контексте будет связана с сексуальной агрессией, а сексуальное возбуждение, вызванное неагрессивными эротическими стимулами, может уменьшать точность эмоционального восприятия. Он также предположил, что любые негативные эффекты при демонстрации эротических стимулов будут более выражены у мужчин, предрасположенных к сексуальной агрессии. В исследовании был задействован “Тест распознавания эмоциональных реплик” (Test of Reading Affective Cues) (TRAC), в котором стимульный материал содержит снятые на видео взаимодействия гетеросексуальных пар. Несколькими неделями позже просмотра видеозаписей участники заполняли несколько опросников, включая шкалы “удовлетворения”, “отношения к насилию” и “сексуальной агрессии”. Он не нашел никаких достоверных различий в точности чтения реплик среди подвергнутых просмотру различных групп.

В исследовании S. S. Stahl и W. P. Sacco [38] оценивалась способность педофилов и насильников к интерпретации женских эмоциональных реплик и уровня сексуального желания в фиксированных ситуациях (навыки расшифровывания). Ответы насильников, педофилов, агрессивных и неагрессивных несексуальных преступников были оценены с помощью TRAC. Исследователи нашли, что педофилы имеют существенный дефицит в интерпретации женских эмоциональных и сексуальных реплик. У насильников не было обнаружено дефицита в оценке эмоциональных реплик, при этом они не слишком высоко оценивали уровень сексуального возбуждения, которое демонстрировала женщина.

Проведенный анализ литературы демонстрирует обилие исследований, посвященных различным аспектам переработки эмоциональной информации у лиц с девиантным сексуальным поведением. Представленные результаты крайне интересны, но при этом достаточно противоречивы. Возможно, это связано с тем, что во многих случаях исследуемые выборки достаточно неоднородны по клиническому составу, в то время как именно клинические особенности расстройств влечения могут быть связаны с различными вариантами нарушения эмоционального восприятия.

Настоящее исследование посвящено изучению особенностей переработки эмоциональной информации лицами

20

с девиантным сексуальным поведением. Нами рассматривается разработанная Н. С. Куреком модель эмоциональной активности, в которой представлены особенности восприятия и оперирования эмоциогенной информацией при межличностном взаимодействии [7]. Эмоциональная активность понимается как нецеленаправленное непроизвольное изменение психической активности, включающее восприятие и осознание эмоциогенных стимулов, их субъективную переработку и выражение своего отношения к воспринятому, характеризующееся приятным/неприятным тоном, положительным/отрицательным знаком, определенной модальностью (радость, страх, печаль и т. д.). Соответственно в эмоциональной активности выделяют импрессивный компонент — восприятие, оценка и осознание эмоциогенных стимулов; субъективный — их субъективная переработка; экспрессивный — выражение своего отношения к воспринятому. Использование в данном исследовании модели эмоциональной активности Н. С. Курека обусловлено тем, что она позволяет осуществлять структурно-функциональный анализ процесса межличностного восприятия сексуальных преступников.

Материалы и методы исследования

Было обследовано 119 мужчин, из которых 89 человек совершили сексуальные правонарушения и проходили стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в лаборатории судебной сексологии Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского в период с 1998 по 2001 гг.

В качестве экспериментальных групп выделены испытуемые, различающиеся проявлением агрессии во время совершения правонарушения: как “агрессивные” квалифицировались испытуемые, совершившие насильственные действия сексуального характера, а группу “неагрессивных” составили лица, совершившие развратные действия. В группу испытуемых с расстройством сексуального влечения были включены испытуемые с садизмом (“агрессивные”) и педофилией (“неагрессивные”).

Все испытуемые были разделены на 2 группы.

В первую вошли сексуальные правонарушители без расстройств влечения — 45 человек, из них: а) “агрессивных” — 35 человек, 15 из которых совершили убийства, б) “неагрессивных” — 10 человек.

Во вторую были включены сексуальные правонарушители с расстройством влечения — 44 человека, из них “агрессивных” — 28 человек, 19 из которых совершили убийство (расстройство влечения в форме садизма), и “неагрессивных” — 16 человек (расстройство влечения в форме педофилии).

Контрольные группы:

1. Курсанты и слушатели Академии МВД:

а) для сопоставления данных по методике Бойко привлекался 131 человек;

б) для сопоставления данных по опроснику Меграбяна привлекался 141 человек;

в) для сравнения данных по TAS-26 привлекалось 127 человек;

2. Группа психически здоровых испытуемых с высшим и незаконченным высшим образованием (привлекались для сопоставления результатов по методике Изарда) — 30 человек.

Таким образом, всего было обследовано 260 мужчин.

Для проверки гипотез о нарушении различных компонентов эмоциональной активности у лиц с аномальным сексуальным поведением, сочетающимся с высоким уровнем алекситимии и низкой способностью к эмпатии, наиболее целесообразным представляется использование следующих методов: 1) Модифицированная методика опознания лицевой экспрессии Изарда, 2) Опросник для диагностики способности к эмпатии Меграбяна и Эпштейна, 3) Методика диагностики развития способности к эмпатии Бойко, 4) Торонтская алекситимическая шкала Тейлора (TAS-26) [10].

Модифицированная методика опознания лицевой экспрессии Изарда позволяет устанавливать нарушения эмоционального гнозиса (импрессивный компонент) и эмоционального мышления (субъективный компонент), проявляющихся в искаженном восприятии и субъективной, пристрастной эмоциональной обработке эмоций по следующим параметрам: знак (качество), модальность и интенсивность эмоций, определяемых испытуемыми по фотокарточкам; количество выделенных при классификации групп эмоциогенных изображений. Использованная методика представляет собой модификацию метода, предложенного К. Е. Изардом [3], и описанную также Е. Д. Хомской [14]. Методика состоит из четырех субтестов: “Ранжирование”, “Классификация”, “Четвертый лишний” и “Узнавание”.

Опросник для диагностики способности к эмпатии Меграбяна и Эпштейна направлен на установление уровня развития готовности к эмоциональной отзывчивости и сопереживания. Он включает 33 вопроса/утверждения, с которыми испытуемому предлагают согласиться или выразить свое возражение. Полученные ответы сопоставляются с ключом, и таким образом выставляется балл эмпатийности.

Методика диагностики уровня эмпатических способностей Бойко направлена на диагностику индивидуального профиля механизмов эмпатии и выявление общего уровня развития способности к эмпатии. Она включает 36 вопросов/утверждений, по отношению к которым испытуемый выражает свой согласие или несогласие. Тестовые баллы по каждому каналу эмпатии и суммарный тестовый балл подсчитываются по ключу. При помощи данной методики исследуются рациональный, эмоциональный и интуитивный каналы эмпатии, установки и проникающая способность эмпатии, а также идентификация в процессе эмпатии.

Торонтская алекситимическая шкала Тейлора направлена на выявление трудностей идентификации и вербализации собственных чувств и эмоциональных состояний. Как отмечает ряд авторов [1, 26], алекситимия является психологической характеристикой, определяемой следующими когнитивно-аффективными особенностями:

1) трудностью в определении (идентификации) и описании собственных чувств;

2) трудностью в проведении различий между чувствами и телесными ощущениями;

3) снижением способности к символизации, о чем свидетельствует бедность фантазии и других проявлений воображения;

4) фокусированием в большей мере на внешних событиях, чем на внутренних переживаниях.

Несмотря на высокую вероятность ответов в социально желательной манере, применение данных методов оправданно в силу необходимости исследования коммуникативных установок сексуальных преступников.

Кроме того, адекватность применения данных методов для исследования лиц с девиантным сексуальным поведением

21

обусловлена тем, что у таких больных клинически выявляются затруднения в самоописании своих переживаний, трудности установления знака и модальности своих переживаний, трудности дифференциации ощущений и чувств, низкая способность к рефлексии, нарушения мимического и интонационного распознавания эмоций объекта сексуального влечения (в том числе восприятие противоположных по знаку эмоций); деперсонификации, в частности, “отсутствии лиц” у объектов влечения; высокого удельного веса эмоций-микстов, амбивалентного эмоционального восприятия объекта, недифференцированности субъективных переживаний, их смешанного характера.

Результаты исследования

При использовании “Модифицированной методики опознания лицевой экспрессии Изарда” (сравнение данных осуществлялось с помощью критерия Манна-Уитни) в группе агрессивных лиц с парафилией по сравнению с группой нормы значимо преобладают ошибки по критерию модальности эмоционального гнозиса (p<0,01). Для сравнения следует указать, что по такому же критерию выявлено преобладание ошибок (p<0,05) в группе агрессивных лиц с расстройством влечения по сравнению с группой нормы.

Выявлено преобладание ошибок (p<0,01) по критерию знака эмоционального мышления в группе агрессивных лиц без парафилии по сравнению с нормой; большее количество ошибок наблюдается здесь в группе агрессивных сексуальных преступников без расстройств влечения, совершивших убийство (при сравнении с группой нормы, p<0,01). Кроме того, преобладание ошибок по тому же критерию обнаружено при сравнении группы агрессивных сексуальных преступников с расстройствами влечения по сравнению с нормой (p<0,01).

Установлено преобладание ошибок (p<0,01) по критерию модальности эмоционального мышления в группе агрессивных лиц без парафилии по сравнению с группой нормы. В группе агрессивных непарафиликов большее количество ошибок выявлялось в группе агрессивных лиц без расстройств влечения, совершивших гомицид (по сравнению с группой нормы, p<0,01).

Таким образом, можно говорить, что у агрессивных сексуальных преступников без расстройств влечения нарушены восприятие и интерпретация эмоций одной модальности, например гнев-испуг (ошибки по модальности эмоционального гнозиса). Также представляется возможным констатировать нарушение оперирования воспринятой эмоциогенной информацией разномодальных и одномодальных эмоций, например, испуг-удивление и презрение-отвращение, соответственно (знак и модальность эмоционального мышления).

При использовании “Методики для диагностики уровня развития эмпатических способностей Бойко” (сравнение данных осуществлялось при использовании t-критерия Стьюдента) в целом группа сексуальных правонарушителей без расстройств влечения характеризуется достоверно более низкими показателями, чем в норме, по шкале “рационального канала эмпатии” (p<0,05), по шкале “установок в эмпатии” (p<0,01) и по шкале “проникающей способности эмпатии” (p<0,01). Это свидетельствует о снижении направленности внимания на партнера по взаимодействию, об отсутствии установки на равноценные партнерские отношения, а также о низкой эффективности эмпатических усилий.

В группе неагрессивных лиц без парафилии достоверно выше, чем в норме, показатель “эмоционального канала эмпатии” (p<0,01), что может свидетельствовать как о потребности в близких, доверительных взаимоотношениях, так и о постоянной направленности на эмоциональные нюансы взаимоотношений. В свою очередь, это может отражать регулятивную роль эмпатических способностей в регуляции проявлений агрессии в данной группе испытуемых.

В группе агрессивных лиц без парафилии достоверно ниже, чем в норме, показатели практически всех шкал методики Бойко: “рациональный канал” (p<0,01), “установки эмпатии” (p<0,01), “проникающая способность эмпатии” (p<0,01), “идентификация в эмпатии” (p<0,05), а также суммарный балл (p<0,01).

Таким образом, в группе агрессивных лиц без парафилии отсутствует направленность на партнера по взаимодействию и установка на равноценные межличностные отношения, эффективность коммуникативных оказывается низкой, снижена способность к идентификации.

При использовании “Торонтской алекситимической шкалы” (TAS-26) (сравнение осуществлялось по t-критерию Стьюдента), оказалось, что группа сексуальных преступников без расстройств влечения значимо достоверно отличается от группы нормы по уровню алекситимии (p<0,01). При дифференциации группы как у неагрессивных, так и агрессивных непарафиликов уровень алекситимии выше по сравнению с нормой (p<0,01). На основании этого можно сделать вывод о нарушении экспрессивного компонента эмоциональной активности в группе лиц без парафилии.

Таким образом, из всех групп сексуальных преступников без расстройств сексуального предпочтения наиболее дефицитарной в плане протекания эмоциональной активности является группа лиц, совершивших сексуальное насилие, но не обнаруживших расстройств сексуального влечения. У представителей этой группы нарушены все три составляющие эмоциональной активности: эмоциональный гнозис, эмоциональное мышление и выражение своего отношения к воспринятому. В группе агрессивных лиц без парафилии наиболее дефицитарной является группа лиц, совершивших убийство.

По критерию эмоционального гнозиса (восприятие эмоций партнера) выявляется преобладание ошибок по сравнению с нормой только в целом по группе агрессивных лиц без парафилии, да и то только по модальности. Проявляется это в том, что эмоциям приписывается иная модальность в пределах одного знака (выражению страха приписывается значение гнева и т. п.). Тем не менее, по мнению W. L. Marshall et al. [29], нарушение интерпретации эмоций уже препятствует адекватному эмпатическому ответу.

По критерию эмоционального мышления в целом у всей группы агрессивных сексуальных преступников без расстройств влечения обнаруживается преобладание ошибок по сравнению с группой нормы. Тем не менее, более дефицитарной здесь является группа агрессивных сексуальных преступников, совершивших убийство. Причем выявляется приписывание эмоциям как значений иного знака (радость трактуется как злорадство), так и иной модальности в пределах одного знака (испуг трактуется как удивление). Приписывание эмоции радости негативного знака здесь собственно и отражает большинство феноменов, описанных выше в разделе когнитивных нарушений.

22

Группа неагрессивных лиц без парафилии отличается от группы нормы только по экспрессивному аспекту эмоциональной активности (выражение своего отношения к воспринятому).

В целом можно отметить условную дихотомию в распределении тяжести нарушения эмоциональной активности по группам лиц без парафилии. С одной стороны — неагрессивные лица без парафилии, у которых нарушение эмоциональной активности выражено в минимальной степени в виде нарушения экспрессивного компонента. В то же время в этой группе не отмечается нарушений импрессивного и субъективного компонентов эмоциональной активности. В этой группе выявляется потребность в близких, доверительных взаимоотношениях, постоянная направленность на эмоциональные нюансы взаимоотношений. С другой стороны — агрессивные лица с парафилией, у которых нарушены все три компонента эмоциональной активности при отсутствии направленности на партнера по взаимодействию и установки на равноценные межличностные отношения. У этих лиц выявляется низкая эффективность коммуникативных усилий, сниженная способность к идентификации.

Обсуждение результатов

Отсутствие направленности на партнера по взаимодействию и установки на равноценные межличностные отношения, низкая эффективность коммуникативных усилий в группе агрессивных лиц без парафилии могут свидетельствовать о разрушении диалогической структуры общения, нарушении равенства, что, по мнению С. Московичи [9], возможно только с установленим отношения доминирования. Образуется как бы “двойной монолог”, в котором уступчивость со стороны более старшего по рангу не предполагается [2].

Нарушение экспрессивного компонента эмоциональной активности (или высокий уровень алекситимии) у сексуальных преступников без расстройств сексуального предпочтения может свидетельствовать о трудности самоосознавания, что, по мнению T. Ward et al [39], служит для приостановки процесса саморегуляции (т. е. вид страданий жертвы не приводит к блокированию поведения). Эти данные соответствуют теории когнитивных нарушений R. F. Baumeister [15, 16, 17], в рамках которой перемещение внимания от абстрактных, символических уровней обработки к более конкретным, ниже лежащим, сосредоточение на ощущениях, действиях может быть расценено как проявление алекситимии. К алекситимии, кроме всего прочего, относят бедность символических процессов, трудности воображения [1]. Однако как раз фантазирование у сексуальных преступников с расстройством сексуального влечения выражено в полной мере. Следует отметить, что наличие идеаторной активности (фантазий, сновидений), связанной с сексуальной тематикой, является одним из диагностических признаков расстройств влечения сексуальной сферы. Поэтому в отношении лиц без расстройств влечения, совершивших сексуальные насильственные действия, можно предположить ограничения процесса саморегуляции, когда наблюдение за страданиями жертвы не приводит к блокированию агрессивного поведения.

Таким образом, проведенное исследование свидетельствует о том, что у агрессивных сексуальных преступников без расстройств влечения нарушены восприятие и интерпретация эмоций одной модальности. Также выявляется нарушение в процессе переработки воспринятой эмоциогенной информации. Кроме того, в группе агрессивных лиц без парафилии отсутствует направленность на партнера по взаимодействию и установка на равноценные межличностные отношения, обнаруживается низкая эффективность коммуникативных усилий, сниженная способность к эмоциональной идентификации, а также явное нарушение экспрессивного компонента эмоциональной активности. Полученные результаты дают возможность оценить вклад различных звеньев эмоциональной активности в регуляцию агрессивного сексуального поведения у лиц без расстройств сексуального влечения.

Список литературы

1. Бройтигам В., Кристиан П., Рад М. Психосоматическая медицина. — М.: ГЭОТАР МЕДИЦИНА, 1999.

2. Вацлавик П., Бивин Д., Джексон Д. Прагматика человеческих коммуникаций: Изучение паттернов, патологии и парадоксов взаимодействия. — М.: Апрель-Пресс, ЭКСМО-Пресс, 2000.

3. Изард К. Эмоции человека. — М., 1980.

4. Изард К. Психология эмоций. — СПб., 1999.

5. Имелинский К. Сексология и сексопатология. — М., 1986. — 424 с.

6. Конышева Л. П. Личность и ситуация как детерминанты агрессивно-насильственных преступлений // Насилие, агрессия, жестокость (криминально-психологическое исследование). — М., 1978.

7. Курек Н. С. Дефицит психической активности: пассивность личности и болезнь. — М., 1992. — 194 с.

8. Лабунская В. А. Экспрессия человека: общение и межличностное познание. — Ростов н/Д., 1999.

9. Московичи С. Век толп. — М.: 1996.

10. Райгородский Д. Я. Практическая психодиагностика. Методики и тесты. — Самара: Бахрах, 1998.

11. Ситковская О. Д. Мотивация агрессивного поведения несовершеннолетних преступников // Насилие, агрессия, жестокость (криминально-психологическое исследование). — М., 1989.

12. Старович З. Судебная сексология. — М., 1991.

13. Ткаченко А. А. Сексуальные извращения — парафилии. — М., 1999. — 461 с.

14. Хомская Е. Д., Батова Н. Я. Мозг и эмоции (нейропсихологическое исследование). — М.: РПА, 1998. — 180 с.

15. Baumeister R. F. Escaping the self. New York: Basic Books, 1991.

16. Baumeister R. F. Masochism and the self. Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum, 1989.

17. Baumeister R. F. Suicide as escape from self // Psychological Review. — 1990. — Vol. 97. — P. 90—113.

18. Bumby K. M., Marshall W. L. Loneliness and intimacy deficits among incarcerated rapists and child molesters. Paper presented at the 13th Annual Research and Treatment Conference of the Association for the Treatment of Sexual Abusers, San Francisco, 1994.

19. Christie M. M., Marshall W. L., Lanthier R. D. A descriptive study of incarcerated rapists and pedophiles // Unpublished manuscript, 1979.

20. Cohen M., Seghorn T., Calmas W. Sociometric study of sex offender // J. Clinical Psychology, 1969. — Vol. 74, N. 2. — P. 249—255.

21. Davis M. H. Measuring individual differences in empathy: Evidence for a multidimensional approach // Journal of Personality and Social Psychology, 1983. — Vol. 44. — P. 113—126.

22. Geer J. H., Estupinan L. A., Manguno-Mire G. M. Empathy, social skills, and other relevant cognitive processes in rapists and child molesters// Aggression and Violent Behavior. — 2000. — Vol. 5, No. 1. — P. 99—126.

23. Grubin D. Predictors of Risk in Sex Offenders // British Journal of Psychiatry. — 1997. — Vol. 170, Supplement 32. — P. 17—21.

24. Hanson R. K., Scott H. Assessing perspective-taking among sexual offenders, nonsexual criminals, and nonoffenders // Sexual Abuse: A Journal of Research and Treatment. — 1995. — Vol. 7. — P. 259—277.

23

25. Hudson S. M., Marshall W. L., Wales D., McDonald E., Bakker L. W., McLean A. Emotional recognition skills of sex offenders. Annals of Sex Research. — 1993. — Vol. 6. — P. 199—211.

26. Lane R. D., Sechrest L., Riedel R. Sociodemographic Correlates of Alexithymia // Comprehensive Psychiatry. — 1998. — Vol. 39, № 6. — P. 377—385.

27. Lipton D. N., McDonel E. C., McFall R. M. Heterosocial perception in rapists // Journal of Consulting and Clinical Psychology. — 1987. — Vol. 55. P. 17—21.

28. Lisak D., Ivan C. Deficits in intimacy and empathy in sexually aggressive men // Journal of Interpersonal Violence — 1995. — Vol. 10. — P. 296—308.

29. Marshall W. L., Hudson S. M., Jones R., Fernandez Y. M. Empathy in sex offenders // Clinical Psychology Review. — 1995. — Vol. 15. — P. 99—113.

30. McDonel E. C. Sexual aggression and heterosocial perception: The relationship between decoding accuracy and rape correlates // Unpublished manuscript, Bloomington: Indiana University, 1986.

31. McFall R. M. A review and reformulation of the concept of social skills // Behavioral Assessment, 1982. — Vol. 4. — P. 1—33.

32. McFall R. M. The enhancement of social skills: An information processing analysis // W. L. Marshall, D. R. Laws, H. E. Barbaree (Eds.), Handbook of sexual assault: Issues, theories, and treatment of the offender. — NY: Plenum, 1990. — P. 311—330.

33. O’Sullivan M., Guilford V. P. Four factor tests of social intelligence (behavioral cognition): Manual of instructions and interpretations. — NY: Sheridan Psychological Services, 1976.

34. Phelen P. Incest and its meaning: The perspectives of fathers and daughters // Child Abuse and Neglect. — 1995. — Vol. 19. P. 7—24.

35. Porter J. F., Critelli J. W. Self-talk and sexual arousal in sexual aggression // Journal of Social and Clinical Psychology. — 1994. — Vol. 13 — P. 233—239.

36. Scully D. Convicted rapists’ perceptions of self and victim: Role taking and emotions // Gender & Society. — 1988. — Vol. 2. — P. 200—213.

37. Seidman B., Marshall W. L., Hudson S. M., Robertson P. J. An examination of intimacy and loneliness in sex offenders// Journal of Interpersonal Violence. — 1994. — Vol. 9. — P. 518—534.

38. Stahl S. S., Sacco W. P. Heterosocial perception in child molesters and rapists // Cognitive Therapy and Research, 1995. —Vol. 19. — P. 695—706.

39. Ward T., Keenan T., Hudson S. Understanding Cognitive, Affective, and Intimacy Deficits in Sexual Offenders a Developmental Perspective // Aggression and Violent Behavior. — 2000. — Vol. 5, N 1. — P. 41—62.

40. Wegner D. M. Ironic processes of mental control // Psychological Bulletin. — 1994. —Vol. 101. — P. 34—52.

PECULIARITIES OF EMOTIONAL PERSEPTION AMONG PERSONS WITH ABNORMAL SEXUAL BEHAVIOUR

DVORYANCHIKOV N. V.,
ILIENKO A. A.,
ENIKOLOPOV S. N.

The purpose of research was estimated influence of features of emotional perception on abnormal sexual behavior. Was surveyed 119 men, from which 89 men have committed sex offences. The research has shown, that the sex criminals have partial and combined infringements of emotional activity. Disturbances of expressive component of emotional activity were obtained in all cases of sex criminals. Were described specific settings of communicative conduct in the group without disturbances of sexual behavior. Group of sex criminals characterised by low efficacy capacity of empathy.

Адрес страницы: https://psychlib.ru/mgppu/periodica/sexol/SS034017.HTM